Николай Зенькович - ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга]

Маленькая сцена, вспыхнувшая, очевидно, от скуки, тут же рассосалась. Опять возобладал мирный, домашний тон. Подводя итоги обсуждения вопроса, Шенин предложил с учетом высказанных суждений и точек зрения принять постановление, в котором изложить рекомендации местным партийным комитетам о работе в условиях действия указа президента РСФСР. Посмотрев в мою сторону, Олег Семенович сказал:

— Надо дать подробную информацию об этом. Нормально напишите.

В соответствии с указанием материал был подготовлен уже на следующий день. Как и в предыдущий раз, утром раздался звонок по кремлевской «вертушке», и помощник Олега Семеновича вежливо поинтересовался, готово ли сообщение. Помилуйте, взмолился я, ведь сейчас начало десятого утра, а Секретариат закончился вчера поздно вечером. Надо все осмыслить, взвесить, выделить главное. Часам к четырем принесу.

— Кстати, о главном,— сказал помощник.— В прошлый раз вы почему-то не указали, что заседание Секретариата проходило под председательством товарища Шенина.

— Извините, но так я пишу, если за председательским столом Генеральный секретарь или его заместитель. По уставу эти два лица руководят работой Секретариата. Если же Горбачева и Ивашко по каким-то причинам нет, а заседание ведет другой секретарь, обычно применяю журналистский прием, из которого явствует, кто вел заседание. Напрямую никогда не указываю, что заседание вел, к примеру, Дзасохов. Он строго запретил это делать. Признаюсь, в прошлом году, когда он впервые остался «на хозяйстве», по незнанию применил неподходящую к нему форму. Он сильно отчитал меня.

— Вот как? Тем не менее, сделайте, как я сказал. Хотя нет, ну, в лоб, напрямую, не надо. Найдите нужную форму, но чтобы было видно, кто председательствовал.

Описание того, как проходил и этот материал, заняло бы слишком много места. Но чтобы читатель имел представление о том, чем занимался Секретариат ЦК и его аппарат, обозначу лишь пунктирно путь сообщения о заседании в прессу. Материал тщательно шлифовали помощники Шенина, прежде чем показать его шефу. Потом над ним сидел сам Олег Семенович. Наконец он дал разрешение на публикацию. Но тут об этом материале вспомнил Дзасохов и тоже захотел его посмотреть. Начали искать, а материал уже в ТАССе, телетайпы гонят его во все концы страны.

Ознакомившись с копией, Дзасохов отдал распоряжение отозвать материал из ТАСС и сказал, что над ним следует еще поработать. Многие центральные газеты КПСС уже успели набрать его и даже выставить на полосу. И вдруг получают сообщение, что переданный материал о заседании Секретариата ЦК КПСС аннулируется. Вместо него будет передан новый вариант. Опять переверстка, задержка с выпуском номера, нарушение графика, что приводит к опозданию выхода газеты. Это значит— поезда и самолеты уйдут без тиража, почтовые машины и почтальоны возвратятся с узлов связи без газет. Огромные материальные убытки!

Но разве задумывались об этом на Старой площади? В процесс редактирования включались все новые и новые люди, каждый хотел внести свою лепту в совершенствование чего? По сути, обыкновенного репортерского материала. К нему относились как к важнейшему документу ЦК. Иногда я ловил себя на мысли, что даже к подготовке постановлений ЦК не подходили столь ревностно, как к этим сообщениям. Может, исходили из того, что постановления, в избытке плодившиеся каждую неделю, рассылались в партийные комитеты и оседали там в шкафах и сейфах, недоступные рядовой партийной массе, а сообщения публиковались в газетах, выходивших тогда миллионными тиражами? Знакомые партработники с периферии рассказывали, что в последние месяцы постановления ЦК на местах почти никто не читал — они были обтекаемые, туманные, наукообразные. Понять их было невозможно. А поскольку в целях демократизации с большинства гриф секретности снимали, то и складировали их в общих отделах, не зная, что с ними делать. Возврату, по новым правилам работы с партийными документами, они не подлежали.

Вновь и вновь я возвращаюсь к документам ЦК последнего года. Перебираю в памяти и по записям обсуждавшиеся вопросы. Да, некоторые из них рассматривались со значительным опозданием. Да, значительная часть страдала абстрактностью, абсолютной неприменимостью на практике. Но ведь большинство отражало настроения партийцев, специфику работы КПСС в изменившихся условиях. Более того, несмотря на существенные недостатки, в целом, по моему глубокому убеждению, принятые Секретариатом ЦК в последний год документы создавали хорошую основу для консолидации прежде всего самой партии, выхода ее на качественно новый уровень в обновлявшемся обществе. Почему же благие намерения завершились полным крахом?

Как свидетель всех споров и дискуссий, которые велись на Секретариате, позволю себе поделиться личными наблюдениями по этому поводу.

Мне представляется, что .ключом в понимании обстановки, обусловившей кризис в партии и стране, явились не известные широким кругам слова, произнесенные тогдашним членом ЦК КПСС и первым заместителем председателя Кабинета министров СССР В. И. Щербаковым на заседании Политбюро третьего июля 1991 года. Заседание шло под председательством Горбачева. Руководство ЦК тогда ограничилось кратким информационным сообщением о заседании Политбюро в несколько абзацев. Детали туда, конечно же, не вошли. Напомню: обсуждался вопрос о взаимоотношениях партии и рабочего движения.

Так вот, Щербаков задал вопрос, который помнится мне до сих пор. Он спросил: что такое КПСС сегодня? Это партия защиты от перестройки и от коммунистического правительства?

В самую точку попал бывший вице-премьер. Ведь коммунистам, партийным комитетам приходилось отвечать за те непопулярные меры правительства Павлова, которые чувствительно сказывались на жизненном уровне трудящихся. Экс-премьер ведь тоже был членом ЦК! Парадокс, или даже может быть тупик ситуации, заключался в том, что партия, в руководящем органе которой состояли Павлов и Щербаков, да и другие члены правительства, провозглашала: именно она является партией социальной защиты трудящихся, именно их интересы стоят у нее на первом плане. Следовательно, в политике и конкретной деятельности КПСС после XXVIII съезда и особенно в 1991 году далеко не все глубоко продумано, не все адекватно изменившимся условиям. Возможно, проведение внеочередного съезда или всесоюзной партийной конференции внесло бы ясность в содержание заученно повторяемой на всех уровнях формулы о том, что КПСС — партия социальной защиты людей труда. Ведь буквальное понимание этой формулы подталкивало партийные комитеты к подмене функций профсоюзных комитетов. Если средний класс — предприниматели, кооператоры, менеджеры — набирает силу, если на глазах меняется социальная структура населения, то не может ли так случиться, что КПСС останется партией исключительно одних люмпенов?

Но ни съезд, ни конференция так и не состоялись. А они были нужны не позже июня — июля 1991 года. Объявленный на декабрь XXIX съезд, если бы он даже и состоялся, положения не изменил бы. Время было упущено. Безвозвратно.

Недееспособность и бессилие ЦК КПСС особенно резко обозначилось с осени 1990 года. Фактически секретари ЦК были отчуждены от выработки государственной политики. Они не имели представления, что делается в Ново-Огареве, что предпринимает правительство. Требовалась иная тактика, это становилось очевидным. В рабочей среде нарастало разочарование переменами, инициированными Горбачевым. В Секретариате ЦК конечно же понимали, что вялая, оборонительная тактика губительна. Но что было делать? Лидер украинских коммунистов С. И. Гуренко на заседании Политбюро третьего июля в присутствии генсека высказал любопытное суждение. Надо, мол, привыкать к тому, что партия не всегда должна вступать с правительством в согласие. Хорошая мысль. Но ведь правительство-то коммунистическое! Опять тупик.

Дело дошло до того, что один из руководителей ЦКК смущенно признался: он не располагает никакой информацией и вынужден черпать ее из прессы. Секретари ЦК — народные депутаты, они хоть на заседаниях Верховного Совета бывают, а ЦКК варится в своем соку. Однажды на Секретариате повисла такая безысходность, проявилась такая ненужность этой организации, что один из секретарей, недавно переведенный в Москву из области, прямо и честно сказал, что он не видит другого выхода из тупиковой ситуации, кроме своей отставки. Во всяком случае, хоть смело буду смотреть в глаза потомкам, с горечью произнес он. Но выходцами из комсомола поддержан не был.

Я мог бы привести немало других свидетельств того, что в аппарате ЦК понимали свою обреченность. Умных людей там всегда было много. Упаднические настроения усилились после пресс-конференции Олега Семеновича Шенина. Она была первой и последней его встречей с журналистами в качестве члена Политбюро.